Новый Рафаэль нашел успокоительное средство в живописи
El nuevo Raphael halló un sedante en la pintura
Новый Рафаэль нашел успокоительное средство в живописи
El nuevo Raphael halló un sedante en la pintura
Газета El Sol de México - 10 апреля 1980 года - текст: Марио Э. Рианьо, фото: Марио Рохас
Источник: архивы Ирины С. - Irinka
(обмен информацией с мексиканскими друзьями-рафаэлистами
в период 80-х годов ХХ века)
Рафаэль рисовал, "чтобы нагнать на кого-нибудь тоску". Он замазывал серым и белым холст, установленный... на кухонной плите! Это его роскошество, зародившееся, когда художник Тино Гуария* продал ему портрет его беременной жены - "слишком дорогой". Тогда он сделал копию модели, и, понятно, это обошлось ему гораздо дешевле, и он открыл для себя, что занятие это очень успокаивает нервы, потому что он "человек нервный, но держит себя под контролем".
______
*Скорее всего, речь идет о галисийском художнике Тино Грандио (Tino Grandío) - его тематика, манера письма и колористика вполне соответствуют заявленным параметрам...
Открывается - Se abre
Вчера он, между делом, порушил традиционную для художника классическую обстановку и работу с мольбертом - как когда-то, лет девятнадцать назад, покончил с "пением для танцующих" и с неподвижным исполнением у микрофона, потребовав соблюдения строгого этикета со стороны публики, чем и завоевал славу, "весьма заслуженную", артиста очень и очень необычного.
Вчера, находясь в своем жилище окнами в парк Чапультепек*, он был безмятежен: "Делаю вид, словно бы мне всё пофигу" - его не слишком волнует, что больше он уже не может наслаждаться тем, как по его прибытии в аэропорт 50 тысяч девушек разражаются визгом. Вчера он был готов и к тому, что "ты - или другой журналист - уже не постучите в мои двери, добиваясь встречи со мной". Таков он был вчера - "потому что за спиной у меня имеется нечто, что никогда не даст мне упасть: моя семья, моя жена (писательница Наталия Фигероа, которая "зарабатывает вполне довольно, чтобы не иметь печали просить у меня на новое платье"). Прежде, чем дети - его жена, по понятной логике и в порядке хронологии!
_____
*Самый большой в Америке городской парк, включающий в свою инфраструктуру широкий спектр рекреационных элементов - богатые водные и ботанические ресурсы, зоопарк, музеи с уникальными коллекциями и особый аромат исторического центра: именно здесь располагались дворцы императорской семьи ацтеков, а впоследствии - испанских правителей. Окрестности парка - один из самых фешенебельных районов города.
Рафаэль добавлял еще и еще серых тонов. Он нанес уже с метр серой, белой, черной краски, когда стало понятно: то, что он рисует - это морской пейзаж: пейзаж в темных тонах, не голубой, как подсказала бы логика.
Рафаэль рисует где угодно, если к нему приходит вдохновение: даже на кухне!
Рафаэль преображается, когда поет.
"Но я никогда не был паяцем на сцене! Я отдаюсь пению, и ничего более"
- Ломка традиций порождает противодействие. Оттого-то меня даже "joto*" называли. Я воспринимал это как проявление мачизма**. Потому что, когда наступают перемены, люди поначалу их не принимают. Да уж! - добавляет он с юмором и со своим душевным андалузским акцентом, - ну, если я сам, отправляясь в кино с какой-нибудь подружкой, говаривал ей: "Да ну тебя с твоим Роком Хадсоном или Полом Ньюманом, они ж гомосеки! Как это - откуда я знаю?! Да ладно, всему свету известно, что они - гомики!" А эта подружка - или какая-то другая - говорила мне, что модная актриса - проститутка. Так и получается: вас уверяют, что "тот, кто точно знает, сказал об этом". Но на самом-то деле никто ни о ком ничего не знает.
____
*весь набор: от "бабистый" до "пидор"
**Общепринятый термин для обозначения мужского шовинизма
Он смотрел телевизор. Только смотрел, потому что не в его привычках еще и слушать. И пил прохладительное, когда... пустился бежать, чтобы ответить на междугородний звонок! "Это Наталия!" - бросил он на полном бегу, заставившем его пронестись через ковер в модернистских квадратах, миновать 9 семейных фотографий, его собственные картины, отражавшие его стабильный душевный настрой, представляя собой моря и небеса - и ничто иное; он бежал вдоль оранжевой стены, через три зала, отделявшие его от Мадрида.
- Я плохо тебя слышу, но я слышу!.. Что мадридская программа была превосходной? Отлично, это здорово!.. Как я тебе говорил, моя сестра* будет приходить забирать письма... Да, да, завтра... Нет, премьера - завтра!.. Я тебя слышу издалека, детка... Да, любовь моя, я все-таки заполучил столик для посла Испании, потому что ни единого места уже нет... Что, что, дорогуша? Все, что я знаю - что мы не можем платить за этот звонок, потому что ничего не слышно! Я говорю, что ничего не слышно... Ладно, я позвоню завтра... завтра, ну, завтра!!
____
* сестра???
Открывается - Se abre
- Ничего не было слышно. И потом они с тебя еще такую плату взимают! - сказал тот, кого зовут Соловьем Линареса, положив кисти на журнальный столик, рядом с фотографией его самого, шестилетнего, хранящей мгновения его дебюта в "qué sabe que cosa" в Театре Сарсуэлы в Мадриде*
____
* это как бы уже вне зоны понимания, но что поделать...
А после он подвел итог, что "не обращал внимания на критику; я был верен самому себе и сумел победить предрассудки. Мне было все равно, что меня называли гомиком!"
- Я всегда стремился к согласию - но также я был способен к борьбе. Потому моя жизнь была столь чудесной. Потому-то я счастлив, и это дает мне спокойствие, и все это становится заметно на сцене. И от этого сцена пьянит меня (мы спрашивали его - отчего это расточительство, почему он исполняет до 50 песен за концерт, и не такой "фасонистый", как те, что придерживаются четко ограниченной программы).
- Те, что поют "по часам" - люди без особого дарования.
Он курит светлую сигарету, из тех немногих (возможно, двух или трех), которые выкуривает за день. Рафаэль не надевает халат художника - он в черном бархатном пуловере, и жесты его изящны...
- Мне свойственна утонченность, потому что я в огромной степени латино - э-э, не латиноамериканец, а как бы наполовину француз или итальянец. На сцене я демонстрирую изящество, но ведь таков я и в реальной жизни, вот как сейчас. Только на сцене я больше жестикулирую, потому что руками я тоже говорю что-то... или даже многое. Потому что - обрати внимание - хорошо это или плохо - но то, что делает на сцене Рафаэль, не делает больше никто.
Сегодня - говорит он - аплодисментам он радуется куда больше, чем прежде, потому что сегодня все куда сложнее. "Прежде все становилось обретением: еще одна рецензия, еще одна овация, всё новые и новые почитатели. Теперь же мне куда труднее - теперь есть риск потерять, ведь все ждут чего-то иного, одни - чтобы ты сбросил вес, другие - чтобы набрал. И ведь сегодня я знаю, чего это стóит - чтобы зрители стоя аплодировали тебе!"
Сегодня Рафаэль не ощущает ни травм, ни огорчений, связанных с его карьерой. "Думаю, я уже переступил через огни рампы... " Он имеет в виду ряд светильников вдоль края сцены, освещавших действие в старинных театрах. "Думаю, я уже обрел это свойство - способность просто прийти к публике. А это достигается не только голосом, но и присутствием в их жизни. И это, в данном случае, куда важнее, чем собственно голос".
Рафаэль думает о смерти. Потому поет так, "как будто это - в последний раз; возможно, потому-то я и пою слишком много. Но я также пою словно это - впервые, потому что сцена меня опьяняет"...
Он уже состряпал, хотя "готовить ему не нравится", яичницу "с кружевами": дал белкам поджариться, по вкусу, в оливковом масле, пока читал картинку, где говорилось: "Шеф не читает газету - он ее изучает... Шеф не напивается - он дегустирует... Шеф..." - все, что подписано "Шефом".
- Шеф - это я, - сказал он, выкладывая глазунью рядом с этой новой своей картиной, которую пообещал подарить своему собеседнику.
- Мои картины ничего не стоят. Они интересные - только и всего; но это лучше, чем фото с автографом. Для кого-то они ценны из-за подписи. Для меня не составляет труда рисовать их: я их пишу за полчаса, потому что обладаю эстетической жилкой, чувством цвета и ритма. И уж поверь мне - я пишу их не затем, чтобы продать, хотя в Венесуэле одна из них была продана на благотворительном аукционе за 6 тысяч долларов...
Он скромен относительно своих способностей к живописи.
Не считает себя гением, но о его картинах уже отзываются с большой похвалой.
В Поланко* находится один из его пяти домов - один из основных, наряду с мадридским. У него также есть резиденции в Малаге, Толедо и Биаррице** - здесь он приобрел башню замка, где живут родные Наталии - "это чтобы все видели: девушка возвращается в родные стены". Однако сейчас он продает эту башню, частично потому, что 6 лет назад "неизвестно что за типы" сожгли ее кислотой***. Продать ее будет нелегко, потому что она является объектом национального наследия.
_____
*Polanco - самый фешенебельный район мексиканской столицы с лучшей в городе экологией, высоким уровнем жизни и безопасности, оптимальной инфраструктурой и соответствующими обитателями...
** Об этом уникальном жилище Рафаэля немало интересного можно прочитать на нашем сайте:
https://raphaelspaceclub.com/mir-rafaelya/doma-rafaelya/villa-belza-biarric-franciya.html
***Возможно, автор публикации (кстати, один из ведущих мексиканских интервьюеров, звезда в своей области) имел в виду, что дом пострадал не только от огня, но и от кислот в составе химической пены, которой огонь тушили - обычно так и бывает... без этого уточнения данный пассаж воспринимается как-то странно!
- Я не коплю деньги, почти все я трачу, потому что власть денег - не моя болезнь. Смотри - я даже часов не ношу. Здесь у меня и машины нет, хотя в Мадриде у меня их четыре, из которых я пользуюсь одной. Но все же...
Наталия приедет в Мехико через неделю. Она привезет только Хакобо, потому что Алехандра останется продолжать учебу. "Не думаю, что они станут артистами, хотя Хакобо рисует очень хорошо. Зато Алехандра... такая же сумасбродка, как и я. Она - словно наполовину Ионеска (как Ионеско*), она делает заявления типа «Да, конечно, я должна поесть, потому что если нет, льется дождь!» Никого из них я не вижу на артистической стезе".
____
*Великий драматург-абсурдист, если кто сразу не вспомнит
Наталия звонила ему из Мадрида, где она сейчас находится с двумя их маленькими детьми,
которым Рафаэль дает характеристики с присущим ему забавным юмором.
Свои деньги он вкладывает в единственное свое дело: Рафаэль заявляет, что готовится выложить целое состояние, начиная с октября, когда Диво начнет празднование своего двадцатилетия в качестве профессионального певца.
Тогда-то разговор и зашел о необходимом равновесии - чтобы не отрываться от земли - этого он добивается благодаря прочности своих семейных отношений.
- Я тщеславен. Иной раз я бываю очень доволен собой. Но я стараюсь добиться и всегда добиваюсь, чтобы мое самодовольство оставалось именно что для меня самого. Да вот и сейчас, я мог бы настаивать на том, что в Мадриде я возглавляю программу телевидения, о чем мне рассказала Наталия. Но нет, ты же видел, я ничего не сказал тебе об этом. У меня железное чувство самокритики.
Из его уст прозвучало весьма искренне, когда он уточнил: "Теперь ничто меня не тревожит. Я знаю, что стану великим (сегодня мне 33 года), и что стану петь, как Синатра: к этому я тоже готов... и готов к неуспеху, который никогда не станет окончательным. Это я тебе гарантирую".
Сегодня, выходя на сцену, он думает: "Господа, спасибо за то, что вы пришли. Перед вами - то, что я умею делать; если вам это нравится - отлично, аплодируйте, вскакивайте с мест, если хотите... а если - нет, что ж, без проблем, травмирован я не буду!"
Его жена не вмешивается в его карьеру, потому что, как все андалузцы (хоть она и не андалузка) она очень умна. "О том, что касается театральных дел, я знаю больше, чем она. И более того: она не выражает всего мнения, даже если ей нравится или не нравится какая-то определенная песня".
Сегодня, как видно, критика волнует Рафаэля не более чем это необходимо, потому что "жизнь изобилует поворотами, потому что мы, знаменитости - пища для львов. Я в точности следую андалузской пословице: купи себе стульчик и садись смотреть, как мимо пронесут труп твоего врага".
"Даже гомиком меня называли, когда хотели уничтожить меня..."
Мы сказали ему, что в начале карьеры он был паяцем. Идея, которую он воспринял с добрым настроем: "Нет, паяцем - никогда! Я всегда был очень серьезен", но затем, взглянув на свое фото в 6 лет, внес поправку: "Слушай, да ты прав. Гляди-ка, я начинал как паяц, уже вспомнил!"
Он из тех, кто способен сохранять спокойствие. И это не потому, что он так говорит, а потому, что хотя не так давно ограбили его мадридский дом, он не пользуется охраной: "У меня нет врагов, да если бы они у меня имелись, было бы ужасно жить с оглядкой на них".
Он не может бездельничать, лежа на боку - ничем не заниматься: "Я должен что-то делать, рисовать, или смотреть телевизор. Или ворчать на детей. Как спортсмены - я должен постоянно работать над чем-то, чтобы не терять форму".
И даже со своей международной славой Рафаэль ощущает себя "словно капля воды в океане". Поэтому не считает, что может влиять на что-то, кроме моды на одежду, оттого и не занимает никакой позиции: это, кроме того, еще и потому, что артистам, которые встают на чью-либо сторону, их противники устраивают невыносимую жизнь".
По своему почину он заметил, что "хорошо бы, если бы не было микрофонов, их грохота. Только так можно было бы видеть, у кого в самом деле хороший голос - помимо того, что это оставляло бы нам свободу действия".
И Рафаэль ушел, чтобы переодеться к обеду с представителями прессы*. Тот самый Рафаэль, которого ныне утомляет зрелище 50 тысяч визжащих фанатов (потому что времена меняются) - тех, что, возможно, сегодня уже и не соберутся - но который, тем не менее, сегодня продает больше дисков, чем прежде. Тот Рафаэль, что готов петь и в возрасте Синатры, и готов даже к тому, "что ты, - сказал он, - что пресса меня позабудет, и ты уже не постучишь в мои двери: потому что новость - по другую сторону!"
____
* Об этом - вот здесь:
